Проходит одна минута. Вторая. Третья. Следующая, а ты все так же стоишь на пересечении пятой и седьмой, в ожидании сомнительного принца, н особо разглашающегося о своем прошлом и будущем, твердо утверждающем, что ему в кайф в настоящем. Она бы могла долго и громко смеяться над тем, как он описывает свой поход в кино, как рассказывает о том, что ел на завтрак и как выглядел его таксист, не жалея метафор и эпитетов, забывая о том, что у неё-то среднее образование и с горем пополам оконченное высшее по сомнительной специальности. Что-то вроде отрасли права, которая регулирует какие-то там отношения в сфере чего-то важного и основного. Но только эти учебники уже давно пылятся на полке вместе с Гоббсом и его бессмертным «Левиафан», до которого просто нет дела, в связи с обстановкой в мире. Нет, конечно, если представить на секунду, что мужчины смогут измениться, перестанут опаздывать на свидания, будут платить за тебя в метро и переносить котят с бабульками на руках через дорогу, то возможно, мир станет светлее и в странах, где люди не проявляют толерантности по отношению к сексуальным меньшинствам будут виться радужные флаги. Перспектива не самая плохая, даже наверное очень радужная, почти как хвост той пони, из популярного детского мультика, где Сумеречная Искорка изучает окружающих её таких же пони, а  скромница Флатершай кричит на животных. И забавляет в этом сюжете больше всего то, что всю эту веселую компашку сопровождает дракоша, который питается камнями. Истинный гурман и ценитель восточной кухни. Респект и плюс тебе в карму, Спайк.
- Если ты хотел, чтобы я заболела и больше тебе не звонила, мог бы просто ласково попросить. Я же не собираюсь тебя калечить просто за тот факт, что тебе со мной скучно и не очень-то интересно. Искал небось собеседника, а нашел такого слушателя… Я прямо как ФБР, слушаю и записываю. Скоро составлю на тебя досье и отдам в отдел, а потом тебя накроют и я узнаю о твоем прошлом все самые грязные подробности, - не улыбаясь даже, скорее так язвительно ухмыляясь, обнажая белоснежный зубы, за которыми уже давно без должной тщательности ухаживает. И кажется, стоило бы навестить семейного стоматолога, того забавного дядю в белом халате, только имеется отмазка от подобных фишек вроде «семейных ценностей» и «друзей семьи». Нет семьи, нет проблем и необходимости бросаться словами «семья, родственники, фамилия». Все элементарно, почти как дважды два четыре, особенно когда левой берется за твою руку, наощупь понимая, что ты из тех самых, что при деньгах, да все ходят, копеечку просят, на метро. Куртка ведь не простая, не из китайского кожзама шитая, а наверняка из кожи крокодила какого-нибудь или питона. Все они буржуи, на одно лицо, пока не касается дело платной парковки или счета в ресторане быстрого питания. В таких случаях каждый сам за себя.
- Да ладно тебе, что ты как неродной. Что, папаша сегодня урезал карманные? Теперь никакого кино, пойдем кормить уточек в парк? – все также издеваясь, пытаясь если не задеть, то увидеть хоть какую-нибудь реакцию, чтобы из ряда вон выходящая, чтобы как-то шевелился, а не просто отмалчивался и улыбался, мол таинственный принц, приехавший на такси и так безбожно опоздавший.
***

- Это ты во всем виноват! – когда все-таки пришла в себя, со связанными руками, ногами и сидящая на полу. На холодном и полу, покрытым кафелем и с россыпью стекла немного впереди. Нет, это конечно супер-свидание, когда ты так сидишь в неизвестном месте, рядом с тобой нет ни единой живой души, а в кармане не достает мобильника. И кстати, вышеупомянутого Коннора не наблюдалось тоже поблизости, что невольно наталкивало на мысль, что он её подставил и вовсе он не простой писатель, каким пытался казаться. А Чарли ведь девочка злопамятная, готова при удобному случае и наказать и покарать. Причем виды кары ты можешь выбрать сам, у неё всегда при себе голова, полная больных фантазий и изощренных способов, как бы получше-то наказать провинившегося.
- Здесь кто-нибудь.. Живой есть, нет? – раздался из недр помещения голос. Нет, Чарли конечно девочка умная и сообразительная, но только до поры до времени, пока её не ударят по затылку чем-нибудь тяжелым или не наденут на голову мешок. В такие моменты она сразу забывает об осторожности, о том, что следует получше выбирать знакомых и чаще оглядываться по сторонам.
- Коннор, хватит уже. У меня голова болит. И вообще, мы не так близко знакомы, чтобы воплощать твои самые дикие фантазии в реальность. Какого черта ты привязал меня к столу? А если я тебя, м? Что, испугался, да?
Пытаясь между делом развязать узел, завязанный на запястьях. Видно кто-то хорошо постарался, чтобы привязать Чарли к столу, вдруг ещё сбежит. А у неё, несчастной и маленькой уже даже ручки да ножки затекли, а тут такое! Выкручивая руки, все ещё растягивает узел, чтобы уже не мучить ни себя, ни парнишку, а сразу так, достать ремень и показать, кто в доме хозяин. А потом все-таки переводит взгляд наверх и долго пытается понять, что значит этот клочок бумаги, множество цифр и буквы.
- Святые грешники, какой к чертям собачьим морг? Я слишком молода и прекрасна! – резво отталкиваясь от стола, от чего стоящие на нем банки, склянки и инструменты посыпались на пол с противным звоном, который только можно представить. Что-то сродни бьющемуся стеклу, скрежету металла о металл. Представьте самый отвратительный звук, который вы могли когда-либо слышать? И сейчас, он бьет по ушам, оставляя отвратительный осадок на душе, в совокупности приятной обстановки морга и этой проклятой гробовой тишины, которая нарушается лишь медленным капанием физраствора на кафель из упавшей банки. Она уже сейчас готова проклясть всех и каждого, кто хотя бы раз в жизни допускал мысль о том, что очутиться в морге это как порно – весело и задорно. Она расскажет с мельчайшими деталями и подробностями, опишет каждую минуту, проведенную здесь, расскажет каково это, когда ты вдыхаешь формальдегид и чувствуешь этот отвратительно-приторный запах разложения.

Где-то там, на задворках сознания ты понимаешь, что все не так уж и плохо, вроде как новые ощущения, экстрим, может быть даже приятная кампания в виде маньяка-педофила, который угостит тебя мороженым и отведет в парк аттракционов. И ты снова сможешь действительно радоваться мелочам вроде летнего дождя или опоздания на электричку. А потом легким шелком по коже пробегает страх, проникая через дыхательные пути внутрь тебя, в тело, заставляя сердце стучать с перебоями и настойчиво рекомендуя очистить желудок от завтрака. И глотаешь судорожно слюну, мол, все пока хорошо, я ещё не выключаюсь и не хочу попрощаться с этим миром. Не дождетесь, якобы пытается сказать весь твой вид.
Шаг. Второй. Третий. Кто-то подходит ближе, а ты все ещё молишься несуществующим богам и хочешь проснуться в своей квартире, несмотря на то, что ощущаешь, как кожа на запястьях горит от того, что слишком рьяно пытаешься выбраться из пут. Тебе и страшно, с одной стороны. Но с другой стороны ты понимаешь, что все будет быстро и не слишком болезненно, по крайней мере надеешься на это, уповаешь.
- Ага, как же. Для меня ведь в порядке вещей со свиданий с парнями прямиком отправляться в морг, я же некрофилка. Что, по лицу не распознал? – немного подрагивающим голосом, что скачет на три октавы вверх, а затем также резко падает до судорожного шепота и размышлений на тему, а какого вообще черта она так вляпалась? Вроде и не убивала никого, не резала и не кусала, котят не топила и с каждым встречным в койку за деньги не ложилась. А тут, намек на легкую романтику, галантный кавалер и почти принц на белом коне, как вместо свидания и вина – морг и странный мужик, что тянет руки к ней. И нет необходимости обдумывать дальнейшие действия, кроме как закричать что-то из серии «Отстань, я тебе не проститутка из подворотни, чтобы меня лапать!», а затем удивленно поймет, что ей собственно ничего и не угрожало. Да и спасибо стоило бы сказать, что освободил её, герой якобы. Но все равно, забьется под стол в угол и схватит с пола скальпель, конечно, ведь именно скальпель её и спасет от всех бед и опасностей. Выставляет вперед, будто окажется защищенной и почти свободной, глядя из-под стола зверем и силится вспомнить, а где она же его могла видеть.
- Вы кто? – даже не соизволив вылезти, двигаясь в сторону, ближе к стене, спасаясь бегством, хотя слыла некогда храбрейшей из храбрейших. Но только не сейчас, когда пульс стучит в висках, когда пытаешься собраться с мыслями, сфокусироваться на чем-либо, а вместо картинки лишь размытые образы и никому ненужные яркие пятна на белоснежном кафеле. И даже все равно, что левая штанина пропиталась физраствором, действительно – все равно. Какое ей дело до таких мелочей? Важнее – оказаться в безопасности и желательно выбраться на свободу и оказаться дома, оттирая от одежды невидимую грязь и пытаясь забыть не самый прекрасный вечер, - вы знаете Коннора? Так вот, передайте ему пожалуйста мой пламенный «Гуд бай, Америка» и скажите ему, чтобы больше не звонил. И пускай засунет свои стишки и поэмы в то самое место.
Все ещё злясь и на себя саму и на парнишку и на этого мужика.
Она думала, где могла бы его видеть? Судя по всему, он отец-таки вышеупомянутого парня, а следовательно – сходство их налицо. Хотя, возможно все-таки её ударили чем-то немного тяжелее чем кастрюля, но легче чем дубинка полицейского, вместо лица она все равно видела какие-то мутные разводы и обещание что завтра будет лучше чем вчера.
Взбалмошная, отважная и всегда безрассудная, Чарли-таки попала с корабля на бал, только этот бал её не радовал, а приключения отдавали чем-то тухлым и мертвым, как позавчерашний суп из вурдалака. Но в какой-то момент даже стало жалко мужчину, устало прислонившегося к стене, да и вряд ли ей стоило так бурно реагировать на проявление некоторой толики заботы по отношению к ней, девочки без высшего общества. Но скальпель все же не убрала, подползая на коленях к субъекту, рассматривая его уже чуть ближе и, не смотря на то, что и её голова была не слишком трезва и здорова, осторожно приложила холодную банку ко лбу, мол, это должно снять боль.
- Ещё травмы есть? – бегло пробегая взглядом по внешнему виду, осматривая запястье и лицо на наличие кровоподтеков, синяков и ссадин, с удовольствием отмечая, что ему-то первая медицинская не понадобится, а ей не плохо бы найти чистые бинты и просто так, для профилактики заболевания обмотать руки, чтобы без инфекций и прочих недостатков третьего мира.
- Есть логическое объяснение всему происходящему? – прислоняясь спиной к кафелю рядом с ним, обматывая руки бинтами, которые чуть ранее пропитала спиртом. Хотя и приходится хмуриться и кривиться от боли, но понимает, что это совсем не так больно, как могло бы быть. И это не то, когда тебя избивают на трезвую голову в прокуренном зале и ты отрабатываешь свои деньги. Это уже немного проще, должно принести облегчение, когда оборачивается и вопросительно поднимает бровь, мол, товарищ, давай резче вещай, пока я внимаю. И скальпель, какое-то оружие, держит у правой ноги, чтобы в случае опасности защититься или просто ранить. Она тебе не девочка с обложки модного и глянцевого журнала, хотя наверное сначала так и показалось, когда забилась под стол и боялась даже выйти. А сейчас, уже взявши себя в руки, сидит рядом и требует ответа на все вопросы.
Девочки они такие. Особенно, если их зовут Чарли.

Кажется, её успели принять за местную сумасшедшую, бегающую по моргам, охотящуюся со скальпелем на летучих мышей и всякое в том роде. Не, серьезно что ли? И когда это она успела прослыть в мире таковой – неизвестно. Да и ладно, черт с ним всем. Пускай так и считает немного без крыши, когда явно перенюхавшая спирта, блаженно улыбается, касаясь затылком холодной кафельной стены, безразлично разглядывая трупы на каталках. Ей-то что? Бояться мертвых? Нет, такого не будет. Ей следует бояться живых, да и не только ей одной следует. Пускай все знают – живые, думающие, прямоходящие в сотни раз опаснее остывшего трупа, в котором-то и органов не должно остаться, лишь так – газеты, вата, немного формалина и ошметки чего-то материального. И даже те 21 грамм души отсутствует уже теперь, гуляя где-то по солнечному пляжу Майами или Стамбула. Хотя да, ей правда было все равно что там внутри, что там с погодой и какого цвета сейчас закат.
- А что, не очень нравится мысль оказаться  под столом со скальпелем? Можно даже не с ним одним, - многозначительно поднимая брови, чуть улыбаясь, но  не до степени кондиции, чтобы можно было принять за сладкую усмешку героини фильмов для взрослых, увидевшей на прилавке леденец на палочке. А затем закашляется в кулак, от острого запаха в помещении, от того что кажется замерзла, хотя ей казалось пять минут назад, что воздух как в Преисподней. Перепады настроения, дезориентация, и жгучее желание оказаться на мягком диване, обнимая большого и мягкого игрушечного пса, которого когда-то давно ей подарил отец, выуживать из пачки печенье с оригинальным вкусом, сочетающим в себе и соль и сахар, макать его в шоколад из банки и мечтать о каком-нибудь герое, который проберется к ней через окно, подарит мягкий и теплый поцелуй, скажет, что все будет хорошо и он останется на ночь, чтобы просто держать её руку и следить, вместе с псом, чтобы сон никто не тревожил. Только запах формалина, сладковатый аромат гниения и мужские духи перебивали все фантазии и мысли. Тяжело выдыхая, открывает глаза и смотрит немного мутным взглядом, - как скажешь, папочка-Коулман. Только мне действительно все равно на ваши разборки. Я всего лишь бедная девочка, которую, как видишь обидели и привязали к столу. Я на такое не подписывалась, я всего лишь хочу домой и спать.
Пожимает плечами, отворачиваясь от него, поджимая под себя ноги, осторожно роняя руки на колени, скрещивает пальцы, внимательно изучая кольца на пальцах: "Эти ваши разборки… Если бы они стащили с меня кольца, я бы уже вас задушила, знаете ли. И вас, и вашего сыночка. Нет, я наверное все должна понимать, должна заботиться и все такое, только сэр, поймите и вы меня правильно, не всякой такой хрупкой девушке следует влезать в грязные делишки отцов и детей."
Пожимает плечами, хотя откуда ей знать о разборках между родителями и детьми, у неё не было счастья, не было той самой “happy family”. У неё всегда была матушка, и то до прошлого года. А сейчас она вся такая самостоятельная, гордая и упертая, как стадо баранов в одном лице. С амбициями выше 13 этажа и планами до 30-ти, когда будет убегать от своры цепных собак, загрызшая того самого желанного мужчину всей своей жизни. Нет, действительно, это было крайне забавно, что её не вдохновлял ни один из… Ни однокурсники, ни одноклассники. Даже герои фильмов не заставляли её так страстно желать, нежели та тень на пороге дома 10 лет назад. А она все хватает руки новых знакомых, легким и приятным движением пальцев закатывая рукава и из-под прикрытых ресниц изучает предплечье. Но все как-то тщетно, и она кажется останется тут гнить. Среди каталок и трупов, в компании странного мужика.
- Эй, ты как, живой? – трогает его за плечо, все так же лениво, уповая на то, что он не захочет именно сейчас оставлять её одну в этом мире. Главное, как говорится, верить. И даже чуть улыбается, когда он оборачивается, давая знать что живой. – Может на свободу, а? Или ты все-таки решил тут заночевать? – вопросительно поднимая правую бровь, якобы подчеркивая тон вопроса, хотя на деле она лишь пользуется привычкой нравиться с первого взгляда, чтобы потом забыть. Это получается уже рефлекторно, она бы и сама хотела забыть весь мусор мыслей, все дурные привычки и держать того самого за руку, - вип-гость, общие друзья… Да ты шутник, папаша.
Улыбнется, снова касаясь затылком стены. Приятный холод, уже не обжигает, уже помогает прийти в себя. Хотя лучше теплой квартиры и мягкого дивана нет ничего.