audi r8 macaw blue

Я просыпаюсь от навязчивого звонка — люди, на которых я работаю, не любят церемоний, не стучат, прежде чем войти, им все равно, в каком я виде — у нас есть цель, поставленная задача, а я — используемый ими механизм, рычаг воздействия. Я позволяю собой управлять, потому что моя цель чем-то схожа с их — посадить этого ублюдка за решетку. И плевать, что каждый раз рядом с ним, я становлюсь слишком мягкой, что я снова и снова привязываюсь к нему и что ломка без того, как он целует меня, похлеще той, что испытывают героиновые наркоманы. Мне нравится все, нравится, как люди смотрят на меня — я до ужаса тщеславна, я люблю приковывать взгляды и быть желанной. Мне нравится, что меня хочет он, что возбуждение, которое я испытываю рядом с ним, умножается на два. Это своеобразная лесть, то, ради чего не жалко потраченного времени и пары смятых простыней.
Я выслушиваю все, что говорят мне на том конце провода, не вставляя ни слова, потому что знаю этих ребят — у них все строго, чинно, по военному, а мы находимся в центре военных действий, пускай и в тени. Это ведь не долго, я знаю. Я тяжело вздыхаю, когда мне делают замечание о том, что заниматься любовью с Лиамом не входило в операцию, что это лишнее, что я превышаю свои обязанности. Мне так смешно, когда они думают, что это была вынужденная мера, не зная всей правды, не зная того, что я — изломанная героиновая зависимая наркоманка, что я подобна весеннему цветку, расцветаю рядом с ним и наполняюсь жизнью. Это чуть больше чем увлечение, если нельзя сказать иначе. Красота его глаз завораживает, а чувство успокоения и удовлетворенности наступает только тогда, когда он во мне. Я понимаю, что это грязно, что я веду себя как сука, но я ничего не могу с собой поделать, становясь мягкой и податливой в его руках. Не пытаюсь даже сохранять лицо — в такие моменты это ни к чему, он и без этого всего знает меня, а я люблю его идеальное тело, сильные руки, мужественную грудь, широкие плечи, мягкие волосы.
Я открываю глаза, спускаюсь с кровати, выключаю телефон и выхожу на балкон. Солнце ласкает побережье, прогуливается золотым светом по людям, тем, кто не прячется от него, от его лучей. Солнце ласкает водную гладь, лазурную воду, в которую я до безумия хочу войти, чувствовать кожей, как соленый океан ласкает мои ступни, икры, бедра. Хочу полностью раствориться в бесконечном океане, забыть обо всем, что тревожит и волнует, что заставляет мое сердце биться немного чаще, чем раньше. Я хочу полноценного релакса, когда меня любят и боготворят, когда за один мой каприз или желание бьются не на жизнь, а на смерть. Хочу утопать в белоснежном песке, слушать шум океана в больших раковинах, хочу, чтобы соленый бриз трепал мои волосы, чтобы бросал их в лицо, дерзко, будто вызов. Хочу улыбаться, смеяться, чтобы на моих пальцах сверкали драгоценные камни, а запястья опоясывали браслеты из серебра и золота.
Моя жизнь раньше была похожа на то, чего мне хочется, с разницей, что я тогда не любила море. Раньше я проводила вечера в отелях, казино и ресторанах, я считала, что единственная радость и удовольствие — это наличные деньги и безналичные чувства, что дорогие вещи, платья от ведущих мировых домов моды — это предел мечтаний. Это все, чего мне хотелось — обладать всем этим, собирать в коллекцию взгляды, полные обожания и зависти, взгляды, в которых желание плещется вместе с отвращением. Я любила все это, пока не узнала новое, неизвестное мне чувство.
Месть.
Мои губы расплываются в ленивой улыбке, а пальцы сжимают белые перила. Холодная и расчетливая, или горячая и неожиданная, уже не столь важно. Главное то, что я шла к своей цели, я стремилась к этому. Месть, безумно сладкая, от которой сводит оскоминой рот, такая же ослепляющая, как и красоты этого края, она стала мои вторым дыханием, глотком воздуха в подводной тюрьме, куда меня забросила жизнь. Куда меня бросил Лиам. Я никогда не была злой или доброй крестной феей, я просто жила в свое удовольствие, играла с людьми как с куклами в детстве и не боялась ничего, потому что я успевала уйти прежде, чем кто-то поймет, что произошло или хуже — хватится меня. Я успевала закрывать за собой двери, сжигала мосты и меняла, почтовые адреса так же часто, как ругаются влюбленные и мирятся любовники. Я позволила себе стать с кем-то ближе, открыла себя и свой мир, как конченная идиотка и поплатилась за это несколькими месяцами тщательной работы над тем, чтобы внешняя разведка поверила мне, чтобы согласилась на сделку. Все просто — я сдаю им на руки его, а они забывают о моем существовании. Это конечно выглядело сомнительной сделкой, но мой единственный путь в мир блеска, шелка и лоска был именно таким — за спиной всегда теперь пара тройка ребят в латексе и с автоматами наперевес. Но я не мешаю работать им, а они — не отвлекают меня.
Отрываю взгляд от пляжа, нехотя, возвращаюсь в номер и залезаю на кровать, включая ноутбук. На почте несколько файлов с информацией о том, кто, что, сколько и за какие заслуги, заработал хорошие деньги, нужен спецслужбам и интересен Лиаму. Они так до конца и не выяснили цель его визита в Доминикану, а я уже поняла, что он просто соскучился по этой вечно праздной атмосфере, по доминиканским загорелым девушкам и по красоте этого мира. Это отдельный мир, от всего окружающего нас, это сказка, картинка из рекламы, на которую покупаюсь каждый раз и я.
— Не смей называть меня шлюхой, — я теряю самообладание, взрываюсь в гневном порыве. Я никогда не была шлюхой, не спала за деньги. Я знаю, как могу выглядеть со стороны, знаю, что люди обо мне думают, но я не она. Я получаю желаемое, не позволяя лишнего, пара таблеток сильнодействующего снотворного в стакан с алкоголем или водой, а утром они лишь вспоминают отрывки из вечера, пока я демонстративно собираю разбросанные по полу вещи и краснею, говоря о том, что это была лучшая ночь в моей жизни. Так с большинством, но некоторые просто так не сдаются, не уходят и не верят. Я не хочу вспоминать о том, какие унижения приходится терпеть, но я не шлюха. Я плачу, а они сдаются. Я выбегаю из номера в слезах, полуголая и униженная, а они сдаются. Я шантажирую их тем, что у меня есть — информацией, семейным благополучием, какими-то мелкими тайнами, и они сдаются. У меня нет выбора, этот мир заставляет меня играть по своим правилам, толкает на безумства и унижения, а я как слепая, ведомая поводырем, иду следом, потому что мне это нужно.
Я бью его по щеке, отталкиваю прочь, потому что я не нуждаюсь в опеке и заботе. Потому что он не воспринимает меня всерьез. Я ненавижу подачки, ненавижу быть слабой. Я столько лет жила одна, добивалась всего сама, что минутные проявления чего-то мягкого и заботливого меня пугают и отталкивают. Тем более я знаю, знаю, что ему все равно, что будет со мной — впереди есть цель — работа, которая стоит разрушенного партнерства, предательства силовых структур, и самое главное — жизни.
http://s5.uploads.ru/m6hnc.gifЯ облизываю губы, провожу  руками снизу вверх по рулю, ощущаю ладонями приятную мягкость дорогой кожи Feinnappa, ерзаю в кресле. Нет, мне не страшно, не обидно и не больно, все эти чувства отошли на задний план, сразу после того, как я завела машину. Роскошь собранных здесь авто зашкаливает и превышает все разумные пределы. Я восхищаюсь каждой машиной, что стоит у линии, они настолько прекрасны в своих плавных изгибах линий, что хочется провести по ним языком. Я хочу прикоснуться к мотору каждой из них, провести руками по их кожаным сидениям, раскрыть весь их потенциал, выжать из них всю мощь, что прячется за сверкающим на солнце капотом. Я до безумия, до помрачения рассудка люблю красивые и дорогие автомобили. Они возбуждают, они приковывают к себе взгляд, сводят с ума. От одного их вида, я судорожно сжимаю колени и закусываю губы, тяжело дышу и хочу их. Хочу их каждую, хочу обладать ими всеми, хочу собрать свою большую коллекцию роскошных авто, чтобы позднее проезжать на них вдоль Большого Барьерного Рифа в Австралии или побережья Калифорнии — плевать где, главное чтобы они были моими.
Я сжимаю руль двумя руками, чувствую, что я на грани, совсем на грани, поездка ценою в жизнь сводит меня с ума, я теряю контроль и самообладание, разум затуманен — передо мной лишь цель, цель которую оправдают все средства, даже не самые приятные. Я пожимаю плечами, наклоняю голову в одну и в другую сторону, не смотрю по сторонам. Касаюсь пальцами тачпада, включаю негромко музыку и понимаю, что теперь я пропала.
Педаль газа в пол, на улице должны быть слышны визг шин по раскаленному асфальту и чувствоваться запах паленой резины. Я знаю, какие оглушающие звуки издают гоночные автомобили, пару лет назад я присутствовала в Паддок Клубе Формулы 1 Гран-при Монако и Гран-при Мельбурн. Я знаю этот запах, который насквозь пропитал меня и моё существо, помню как сидела с бокалом, пока мимо пролетали на сумасшедшей скорости пилоты команд Мерседес, Ред Булл, Феррари Рейсинг и многих других. Помню, как позднее пилоты обливались шампанским, а я все ещё пребывала в той самой сладкой эйфории после восхитительного зрелища гонки.
Я вижу перед собой мельтешащую задницу Лиама, что мечется между машинами, лавирует, избегает столкновений. Мне хочется рассмеяться, но командир не поймет, если вместо того, чтобы слушать его поучительные советы, я стану смеяться и играть в догонялки. Вместо этого, я бросаю взгляд назад, вижу позади хищный взгляд ещё одного преследователя и на ближайшем повороте оставляю его следующим за Лиамом, а сама ухожу на другую улицу.
— Если там будет тупик, ты сука, за это ответишь, — я рявкаю в микрофон, что болтается у меня на шее, краем уха выслушиваю трехэтажный мат вояки, — заткнись и говори по делу.
Ещё один поворот, менее людная улица, более заставленная корзинами с чем-то, что моментально оказывается снесенным. Единственное, что меня беспокоит, это мелкие царапины и сколы на машине, остальное кажется такой мелочью, что я снова едва не захожусь в безумном смехе, потому что это кажется фантастическим фильмом.
Я отпускаю педаль газа, нажимаю на тормоз и боком вхожу в последний поворот, матерюсь как военный, посылаю его к чертям собачьим, и снова выжимаю педаль в пол, до кик-дауна, до отдачи. Обороты переваливают за семь тысяч, я понимаю, что мне нужна прямая, а не безумное вязание между дворами и проулками, отпускаю педаль, чувствую, как машину в повороте ведет в другую сторону. Выкручиваю руль резко влево, снова педаль газа в пол, выравниваю машину и бросаю взгляд назад — чья-то красная Феррари, а может быть и не она, мельтешит там, но внезапно оказывается загнана в угол — белоснежные с синими лентами и проблесковыми маячками машины полиции окружают и я понимаю, что следующая цель — я. Страх пытается пробиться сквозь адреналин и чувство превосходства, я снова съезжаю с центральной улицы, по пути спрашиваю, где Лиам, пытаюсь сообразить на ходу, что делать мне дальше, когда мне в лоб вылетает Он. Вспышка, искра, безумие, руль до упора влево, педаль газа в пол, на тормозе меня бы просто унесло до ближайшей стены и распластало ровным слоем мяса и металла, поэтому я снова теряюсь в улицах города, выезжаю куда-то за его пределы и понимаю, что теперь время идет не на секунды, а на мгновения, на тысячные секунд.
http://s8.uploads.ru/ZzUkX.gifЯ сжимаю руки на руле, судорожно глотаю воздух, пытаюсь найти самый короткий путь к финишу, понимаю, что это все пахнет сумасшествием и ныряю в ближайший переулок, сбиваю боковые зеркала, царапаю крылья, но другого пути нет. Тормоз, руль до упора, в развороте добавить газ и наплевав на все приличия, на безопасность тех, кто оказался поблизости, выжимаю педаль газа. Дорога относительно пуста, если не считать неубранных прилавков, забытых вещей, какого-то мусора. Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида — пусто, перевожу взгляд на дорогу и чудом выворачиваю руль, чтобы не въехать в машину Лиама. Я кусаю губы до крови от обиды, щурюсь и добавляю газа, фактически сижу у него на хвосте, повторяя за ним каждое движение, каждый поворот или мимолетный маневр.  Я слышу, как мне в ухо кричит вояка о том, чтобы я дала ему выиграть, чтобы я мешала остальным, чтобы я уступила ему. Я криво ухмыляюсь, вжимая педаль газа в пол, сокращая между нами расстояние.
Я не позволю ему выиграть. Просто не позволю. Сжимаю руль крепче, кожа скользит под потными ладонями, но я не выпускаю руль ни на мгновение. Дорога расширяется, я даже вижу впереди баннер с надписью финиш, вижу в зеркале заднего вида пыль, из которой выныривает желтая и красная машины, я даже не задумываюсь о том, что они смогут вырвать победу из моих рук. Не сегодня. Пытаюсь объехать его слева, Лиам прижимается ближе к левому краю улицы, выкручиваю руль вправо — он туда же. Он не дает мне, не дает мне шанса не то что его обойти, встать наравне, он меня боится? Я обнажаю ряд белых зубов в безумной улыбке самоубийцы, подъезжаю к нему ближе, под самый зад, начинаю крутить руль вправо, а как только он прижимается к правой стороне, дожимаю газ и пытаюсь обойти его слева.
Пять сотых секунд, я уже забыла, куда мы едем, зачем все это было устроено. Я уже забыла, что здесь главное не прийти последним. Мы одновременно пересекаем финишную черту, я бью по тормозам, в экстренном торможении, машина прокручивается по своей оси и замолкает. Я слышу как в моих ушах стучит кровь, слышу как сердце отбивает странные ритмы, чувствую как из носа идет кровь, как в глазах темнеет, но все это меркнет, по сравнению с тем, что меня будет ждать впереди. Я чувствую это, я знаю.
Меня выводят из машины, кто-то спрашивает, как я себя чувствую, я отмахиваюсь от них, вытираю салфеткой кровь и надеваю солнцезащитные очки. Я вижу лицо Лиама, вижу его лицо, высеченное из белоснежного мрамора коринфским мастером. Я хочу ощутить его гнев и ярость. Хочу услышать все, что он думает, что он хочет. Я хочу его.
Он отворачивается, возвращается к своей машине, я стою, чувствую дрожь в коленях. Ко мне кто-то подходит, задает какие-то вопросы, но я их не слышу, а может, не понимаю. Я мотаю головой из стороны в строну, иду, поддерживаемая с двух сторон людьми, напоминающими шкафы-купе, и пытаюсь взять себя в руки. Это гребанное безумие, это безумие в квадрате, в кубе. Это безумие в безумии. Но мне от чего-то совсем не страшно. Я рада, что я осталась жива.
Организатор гонки не появляется на сцене, вместо него какой-то маленький дядя улыбается нам белозубой улыбкой, поздравляет с победой и приглашает вечером разделить ужин в честь нас. Я хлопаю глазами, улыбаюсь и киваю, потому что на большее у меня нет сил. Эта гонка вымотала меня, выпила без остатка, сейчас мой организм живет на автопилоте.
Я добираюсь до своего номера, не раздеваясь, падаю на кровать и смотрю в потолок. Слышу, как щелкает замок в двери, слышу осторожные шаги по ковру. Я знаю, кому они принадлежат. Знаю, кто у кого ключи от моего номера, чьим парфюмом пахнет. У меня нет сил, чтобы сказать ему очередную колкость, чтобы послать его к его шлюхам, к черту, куда-нибудь ещё. Я утыкаюсь носом в его шею и молчу. Страх, что пытался накрыть меня тогда, возвращается мягкими океанскими волнами. Меня начинает трясти, но я отчаянно сопротивляюсь, до тех пор, пока не засыпаю рядом с ним.